11 мес. назад
выйдя из метро он снова почувствовал почти забытое чувство - "дом" - мысль вошла в голову, как старая гостья.
поплутав в переулках и проходных дворах, которые вели себя непривычно - не вывели сразу туда, куда он шел, а слегка попутав, отпустили. он отвык от их непостоянства.
она прошла мимо, не обратив внимания, и ему пришлось набрать её номер, чтобы пошутить, сказав в трубку заговорщицким тоном: "а вам не кажется, что за вами наблюдают?..."
потом невкусный чай из бумажных стаканчиков, странно смешанные чувства легкой неловкости и радости встречи, безконечные залы дворца, полотна, которыми восхищается весь мир, но которые оставили равнодушным. впрочем картины его не волновали, мысли были о чем то постороннем, но на сердце было легко. а она любуется рыбой, как в рассказах Павича...
наконец снова Город, она запахивает пальтишко, а он снимает кепку, подставляя бритую голову мороси и ветру, и ему хочется подпрыгнуть и закричать... просто так...
дешевая забегаловка (странный контраст - от пафосного дворца до фаст-фуда), компания китайцев (одна из них подходит вплотную, и он видит две дырки на рукаве кофточки поверх запястья шириной с два пальца. ему на миг захотелось до неё дотронуться...) неплохой цветочный чай, и разговоры ни о чем и о важном... она сидит в углу и кутаясь в накинутое на плечи пальто говорит о людях не менее странных, чем она, о том, о сём. как будто такие разговоры происходят между ними каждый день...
она говорит, а он наблюдает за её глазами, в которых чувство уюта перемежаются безпокойством. взгляд ручной степной лисицы, которой холодно среди каменного болота...
глядя на глубокий вырез её кофточки он ловит себя на мысли. что ему хочется не распахнуть его пошире, а наоборот застегнуть, или укутать её в тёплый плед. посадить в кресло с ногами. дать в мёрзнущие руки чашку ароматного чая и включить какой нибудь мультик...
его это не удивило. он просто подумал о том, что уже давно никакие желания не посещали ни душу ни голову...
и он глядит на смуглую кожу рук. на оттенок, который ему так всегда нравился, и думает о других руках. она пьёт чай, а он выходит покурить на улицу. напротив уличные музыканты, как и он когда-то давно, бьют в бонги, и ему вдруг кажется, что он вышел из кафе где-нибудь в Амстердаме или Таллине...
прощаясь они жмут друг другу руки и расходятся в разные стороны. на прощание он, не оборачиваясь, помахивает рукой на ходу (его любимый эпизод из "Кабаре" Б. Фосса). садится в поезд, но что-то заставляет выйти на следующей, и вернуться назад, что бы подняться наверх и снова вдохнуть запах одиночества, которым пропитан суетливый центр.
и тут город вновь, как раньше, запускает в него сгусток Пустоты. /выстрел выверен. но цель продолжает движение безразличной походкой городского бродяги/. она привычным путём забирается за пазуху, и он понимает, что ему мучительно не хватает в своей руке другой руки. не той, которую он видел двадцать минут назад в кафе, а той самой, из прошлой жизни, слишком большой для её обладательницы и с пальцами длинною в тысячу ли рек и гор...
и зайдя в магазин и примерив красивый шарф, но не купив ничего, он сворачивает по знакомому переулку в чернеющий проём проходного двора. но с другой стороны никто не выходит, впрочем как и перестаёт раздаваться звук шагов...
и уже кто то другой, покупая ненужный журнал, садится в поезд и растворяется в тоннеле под рваный брейк-бит музыки в ушах...
#проза
поплутав в переулках и проходных дворах, которые вели себя непривычно - не вывели сразу туда, куда он шел, а слегка попутав, отпустили. он отвык от их непостоянства.
она прошла мимо, не обратив внимания, и ему пришлось набрать её номер, чтобы пошутить, сказав в трубку заговорщицким тоном: "а вам не кажется, что за вами наблюдают?..."
потом невкусный чай из бумажных стаканчиков, странно смешанные чувства легкой неловкости и радости встречи, безконечные залы дворца, полотна, которыми восхищается весь мир, но которые оставили равнодушным. впрочем картины его не волновали, мысли были о чем то постороннем, но на сердце было легко. а она любуется рыбой, как в рассказах Павича...
наконец снова Город, она запахивает пальтишко, а он снимает кепку, подставляя бритую голову мороси и ветру, и ему хочется подпрыгнуть и закричать... просто так...
дешевая забегаловка (странный контраст - от пафосного дворца до фаст-фуда), компания китайцев (одна из них подходит вплотную, и он видит две дырки на рукаве кофточки поверх запястья шириной с два пальца. ему на миг захотелось до неё дотронуться...) неплохой цветочный чай, и разговоры ни о чем и о важном... она сидит в углу и кутаясь в накинутое на плечи пальто говорит о людях не менее странных, чем она, о том, о сём. как будто такие разговоры происходят между ними каждый день...
она говорит, а он наблюдает за её глазами, в которых чувство уюта перемежаются безпокойством. взгляд ручной степной лисицы, которой холодно среди каменного болота...
глядя на глубокий вырез её кофточки он ловит себя на мысли. что ему хочется не распахнуть его пошире, а наоборот застегнуть, или укутать её в тёплый плед. посадить в кресло с ногами. дать в мёрзнущие руки чашку ароматного чая и включить какой нибудь мультик...
его это не удивило. он просто подумал о том, что уже давно никакие желания не посещали ни душу ни голову...
и он глядит на смуглую кожу рук. на оттенок, который ему так всегда нравился, и думает о других руках. она пьёт чай, а он выходит покурить на улицу. напротив уличные музыканты, как и он когда-то давно, бьют в бонги, и ему вдруг кажется, что он вышел из кафе где-нибудь в Амстердаме или Таллине...
прощаясь они жмут друг другу руки и расходятся в разные стороны. на прощание он, не оборачиваясь, помахивает рукой на ходу (его любимый эпизод из "Кабаре" Б. Фосса). садится в поезд, но что-то заставляет выйти на следующей, и вернуться назад, что бы подняться наверх и снова вдохнуть запах одиночества, которым пропитан суетливый центр.
и тут город вновь, как раньше, запускает в него сгусток Пустоты. /выстрел выверен. но цель продолжает движение безразличной походкой городского бродяги/. она привычным путём забирается за пазуху, и он понимает, что ему мучительно не хватает в своей руке другой руки. не той, которую он видел двадцать минут назад в кафе, а той самой, из прошлой жизни, слишком большой для её обладательницы и с пальцами длинною в тысячу ли рек и гор...
и зайдя в магазин и примерив красивый шарф, но не купив ничего, он сворачивает по знакомому переулку в чернеющий проём проходного двора. но с другой стороны никто не выходит, впрочем как и перестаёт раздаваться звук шагов...
и уже кто то другой, покупая ненужный журнал, садится в поезд и растворяется в тоннеле под рваный брейк-бит музыки в ушах...
#проза
1 год назад
...В условиях широкой идейной свободы зашевелится сперва тайная, а потом и явная религия левой руки. Ядовитым цветком вырастет она из массовой тоски по темному избавителю от уз Добра, и содержанием ее сделается поклонение Гагтунгру как некоему Прометею, вечному мятежнику, борцу за истинную свободу всех, а целью этой квазирелигии станет подготовка людей к признанию грядущего анти-Логоса.
О, конечно, человечество не будет иметь недостатка в предостережениях. Разве не предупреждали об этом уже в далеком прошлом Евангелие, даже Коран, даже Махабхарата? Разве мало было великих духовидцев и на Западе, и на Востоке, твердивших о неизбежности грядущего антихриста? Все понтификаты Розы Мира, от эпохи соединения религий до появления на исторической арене этого чудовищного существа, будут концентрировать свои усилия на этом предостерегающем труде. Но при величайшей идейной и культурной свободе никакого оружия, кроме слова, не останется в их руках. Под давлением крайне левых кругов общества будут незаметно сняты, наконец, последние запреты, еще ограничивавшие свободу слова: запрет нарушения норм общественного стыда и запрет кощунства. Именно это и откроет широкий доступ предтечам великого исчадия тьмы к сердцам человеческим.
Немало найдется таких предтеч, но, кажется, крупнейшим из них намечается создатель такой культурно-исторической и социально-нравственной доктрины, которая сконцентрирует внимание именно на том факте, что при наличии множества свобод человечество все еще остается якобы рабом сексуальной ограниченности, рабом ложного стыда, предрассудков и старомодных норм, - норм, поддерживаемых и Розою Мира, и всем устаревшим общественным укладом. Мне кажется, что книга этого мыслителя будет той самой книгой "Открытый путь", относительно которой Владимир Соловьев предполагал, что она выйдет из-под пера самого антихриста.
Нет: блестящий, обаятельнейший, остроумнейший из французов, предтеча этот станет властителем дум целого поколения. Вряд ли будет этот носитель темной миссии отчетливо сознавать, кому он служит и кому предшествует. При всей гениальности его ума, мистический разум его будет закрыт почти наглухо. И когда долгожданный избавитель явится, французский мыслитель настолько поразится его сверхчеловеческим величием, что воскликнет с ликованием и восторгом: "Вот - тот, кого ждет весь мир и о ком я говорил!" - И лишь гораздо позднее, когда явившийся достигнет всей полноты власти и обнажит свое подлинное лицо, его предтеча покончит сам свои счеты с жизнью. Да, он будет гениальным мыслителем, да, да. Но перед тем, кому он уготовит путь, он окажется пигмеем. Перед тем, кому он уготовит путь, пигмеями окажутся все, жившие в Энрофе в любых странах и в любые века, кроме одного только Иисуса.
Будет ли он человеком? И да, и нет.
Уже не раз говорилось о том, как в течение веков и веков, жизней и жизней облекалась в покровы из демонической материальности - темный шельт, астрал и эфир - монада одного из императоров Рима, похищенная Гагтунгром из самого Ирольна. Именно из такой демонической материальности, из агги, они были сотканы, а не из сиайры, как у всех обитателей Энрофа и у всех существ в мирах восходящего ряда...
#публицистика
О, конечно, человечество не будет иметь недостатка в предостережениях. Разве не предупреждали об этом уже в далеком прошлом Евангелие, даже Коран, даже Махабхарата? Разве мало было великих духовидцев и на Западе, и на Востоке, твердивших о неизбежности грядущего антихриста? Все понтификаты Розы Мира, от эпохи соединения религий до появления на исторической арене этого чудовищного существа, будут концентрировать свои усилия на этом предостерегающем труде. Но при величайшей идейной и культурной свободе никакого оружия, кроме слова, не останется в их руках. Под давлением крайне левых кругов общества будут незаметно сняты, наконец, последние запреты, еще ограничивавшие свободу слова: запрет нарушения норм общественного стыда и запрет кощунства. Именно это и откроет широкий доступ предтечам великого исчадия тьмы к сердцам человеческим.
Немало найдется таких предтеч, но, кажется, крупнейшим из них намечается создатель такой культурно-исторической и социально-нравственной доктрины, которая сконцентрирует внимание именно на том факте, что при наличии множества свобод человечество все еще остается якобы рабом сексуальной ограниченности, рабом ложного стыда, предрассудков и старомодных норм, - норм, поддерживаемых и Розою Мира, и всем устаревшим общественным укладом. Мне кажется, что книга этого мыслителя будет той самой книгой "Открытый путь", относительно которой Владимир Соловьев предполагал, что она выйдет из-под пера самого антихриста.
Нет: блестящий, обаятельнейший, остроумнейший из французов, предтеча этот станет властителем дум целого поколения. Вряд ли будет этот носитель темной миссии отчетливо сознавать, кому он служит и кому предшествует. При всей гениальности его ума, мистический разум его будет закрыт почти наглухо. И когда долгожданный избавитель явится, французский мыслитель настолько поразится его сверхчеловеческим величием, что воскликнет с ликованием и восторгом: "Вот - тот, кого ждет весь мир и о ком я говорил!" - И лишь гораздо позднее, когда явившийся достигнет всей полноты власти и обнажит свое подлинное лицо, его предтеча покончит сам свои счеты с жизнью. Да, он будет гениальным мыслителем, да, да. Но перед тем, кому он уготовит путь, он окажется пигмеем. Перед тем, кому он уготовит путь, пигмеями окажутся все, жившие в Энрофе в любых странах и в любые века, кроме одного только Иисуса.
Будет ли он человеком? И да, и нет.
Уже не раз говорилось о том, как в течение веков и веков, жизней и жизней облекалась в покровы из демонической материальности - темный шельт, астрал и эфир - монада одного из императоров Рима, похищенная Гагтунгром из самого Ирольна. Именно из такой демонической материальности, из агги, они были сотканы, а не из сиайры, как у всех обитателей Энрофа и у всех существ в мирах восходящего ряда...
#публицистика
